История

ИСТОРИЯ ТАРИФООБРАЗОВАНИЯ

КУТУЗОВ М.А.,
системный аналитик

Если верить историкам, термин «тариф» в понимании «бесспорная оплата» - бесспорная с точки зрения формы (только наличными), времени оплаты (здесь и сейчас) и размера (именно столько, ни больше, но и не меньше) - был впервые применен во Франции в эпоху Крестовых походов или немного позже. Сам термин пришел во французский из арабского, а в Леванте тарифом называли портовый сбор с кораблей, который шел на содержание маяков и карантинов, и был он одинаков для всех. Во Франции этот термин, если верить Фернану Броделю, появился не позднее пятнадцатого века и означал он плату за услуги, определяемую коллективным органом управления -например, ратушей города Тулузы за услуги ...палача! Или венецианской Сеньорией за перевозку людей и грузов на судах, принадлежавших городу. Частные владельцы назначали за свои услуги не тариф, а таксу - то есть плату, в отношении которой можно было договариваться, если таковая не устраивала заказчика. Поскольку налог предоставитель услуги платил как с фактического, так и с вмененного дохода, то у таксы были определенные пределы, ниже которых сделка состояться не могла. Наконец, третья из известных истории экономики форм взаиморасчетов называлась словом «салари» (с ударением на последнем слоге, само слово то ли французское, то ли итальянское) - которое означало в общем понимании жалование за определенные затраты рабочего времени. Жалованье зависело не только от доброй воли работодателя и наемного работника, но и от конъюнктуры рынка: самые дорогие миланские и нюрнбергские мастера-оружейники фактически диктовали свои цены за счет высокого авторитета своей торговой марки, вынуждая заказчика рассчитывать свои желания в соответствии с кошельком.

По мере становления национальных государств и возникновения колониальных политик у монархов возникла насущная необходимость организации собственных экономик, причем в интересах прежде всего сохранения важнейших государственных атрибутов, «без которых нельзя»: государственного строя, международного суверенитета и территориальной целостности. Поскольку главным инструментом внешней политики были армия и флот, способные защищать прежде всего экономические возможности - то ли частного капитала, как в Европе, то ли государственного, как в России, - важнейшим инструментом государственного регулирования становилась государственная граница. Тот предел, за которым утверждение собственного приоритета чаще всего осуществлялось военной силой. Но граница государственная априори становилась границей экономической: это была та черта, на которой вступали в действие экономические законы данной страны, скрепленные личным авторитетом монарха. И именно на границе начинал применяться инструмент экономической политики, именуемый тарифом. Очень долгое время это был тариф таможенный. Именно на нем отрабатывалась практика и технология тарифной деятельности практически во всех странах. Осуществляли эту деятельность, как правило, лица, близкие к королю-царю-императору, то есть Двор. Который с большой буквы.

Первыми, кто задумался о единой тарифной политике в государстве, были французы. Их соседи испанцы, обладавшие громадным территориальным пространством, из-за неграмотной финансовой политики (в том числе и ее тарифной составляющей) очень быстро растеряли свои преимущества. Испанское золото и серебро постепенно обесценивалось, переходило в распоряжение других стран, а то и просто разворовывалось. Франция, ближайший и непосредственный сосед Испании, имевшая все основания опасаться испанской армии — в то время лучшей в Европе, намеревалась создать государственную систему, способную подготовить, содержать и вооружить армию не хуже испанской. Тем более, что претензии Франции на европейское лидерство становились все явственнее.

Первым государственным деятелем, всерьез озаботившимся тарифной политикой именно в этом направлении, стал Ар-ман Жан дю Плесси, более известный под именем кардинала Ришелье. Именно ему принадлежала идея тарификации государственных налогов, то есть приведение налоговой системы в предсказуемое состояние, когда налог рассчитывался и публично оглашался заранее, давая возможность налогоплательщикам сориентироваться относительно своей рыночной деятельности. Именно Ришелье оставил в своем «Политическом завещании» напоминание своим наследникам на трудной ниве государственных финансов: «Необходимо сообразовывать тяжесть вьюка с силами животного; подобным же образом следует относиться к налогам, взимаемым с народа». Иными словами, для того, чтобы богатело государство, необходимо, чтобы богател народ. Попытка брать с небогатых значительный налог обернется против мытарей. Это напоминание уже через сто лет будет предано забвению, и тарифная политика Франции приведет к краху той самой авторитарной монархии, которую так любовно выпестовал Ришелье для Людовика XIII, но об этом несколько позже.

Не размениваясь на мелочи типа налогов с рыночных сборов — этим занимались городские магистраты, которые устанавливали городские тарифы, причем некоторые из них не менялись десятилетиями, - Ришелье вершил государственную политику в отношении наиглавнейшего тарифа: таможенного. В государстве, богатство которого составляется главным образом за счет торговли и перемещения капитала - а других государств тогда просто не существовало - именно управление таможенным тарифом обеспечивало возможность экономического развития. Главные товарные потоки, шедшие из колоний в метрополии и из одних стран в другие, пересекали государственную границу и по воле государственной власти приобретали новую стоимость, которая прямиком шла в государственную казну. Главная тарифная функция - пополнение государственного бюджета, причем пополнение регулярное, так сказать, плановое, позволяло государству строить расчеты на будущее, уповая на собственные силы, а не на международную обстановку или конъюнктуру рынка. После Ришелье эту политику с несколько меньшим успехом применял его последователь кардинал Мазарини. Надо отдать должное Франции, этот урок страной был усвоен очень хорошо: к концу семнадцатого века Франция стала главным политическим игроком континентальной Европы.

Говоря о французской тарифной политике - которую, кстати сказать, активно изучали и применяли и за пределами Франции, наибольшего успеха в этом добились протестантские Швеция и Голландия - нельзя не сказать о еще одном выдающемся французском финансисте, жившем во второй половине семнадцатого века: о Жан-Батисте Кольбере, которого мировая история экономики считает основоположником теории и практики финансовой политики авторитарного государства.

Жан-Батист Кольбер, генеральный контролер финансов Франции, идеолог государственного производственного монополизма, основоположник меркантилизма. Иными словами, человек, внушавший легкомысленным французам железное правило экономической политики: деньги счет любят. Причем считать нужно умеючи: точно зная доход, планировать расход. А зная неизбежный расход - проектировать доход. И по одежке протягивать ножки — не знаю, как это будет по-французски, но сущностный смысл меркантилизма именно в этом. Кольбер не оставил своим вниманием главнейшей тарифной сферы — таможенной, но сумел привнести тарифное начало и в государственную налоговую политику внутри страны. То есть, пользуясь ранее приведенным примером, город и далее мог устанавливать собственный рыночный тариф, но уже с учетом доли государства. То есть вынужден был либо повышать тариф, либо получать от него меньше, чем раньше. Легко догадаться, какое действие предпочитала мэрия славного города Марселя... Тарифы устанавливались на налоги подданных и торговые корпорации, причем прописывались с учетом и местных особенностей, и перспектив развития той или иной территории. Для многодетных семей тариф налога был пониженным, на некоторых территориях страны и в новых колониях поселенцы вообще освобождались от налогов - но на четко фиксированное время: от трех до десяти лет. Наконец, именно Кольбер выступил против внутренних таможен на территории Франции, которые сильно мешали созданию единой фискальной территории — прежде всего из-за различия денежных номиналов (во Франции ходило до двух десятков наименований денег, и их стоимость относительно друг друга была совершенно произвольной). Кольбер же ввел в практику государственного управления то, что впоследствии было названо тарифными таможенными барьерами для защиты собственных рынков от конкурентного импорта. Он же активно выступил главным сторонником создания государственных мануфактур.

Однако не только Франция использовала тариф как важнейший инструмент государственной политики. В эпоху Оливера Кромвеля в Англии настало время тарифа транспортного. В интересах прежде всего политики внешней. Этот период экономической истории Великобритании получил нарицательное название «Эпоха «Навигационных актов». Первый из них (1650 года) был скорее декларацией политических намерений в отношении Голландии, а второй (1651) — совершенно другого свойства. Тариф на морские перевозки становился очень эффективным инструментом «к благоденствию и безопасности нашей республики», как было сказано в тексте этого закона. Судите сами.

Отныне воспрещалось ввозить в Англию, Ирландию и английские колонии какие бы то ни было товары из Азии, Африки и Америки иначе, чем на кораблях, принадлежащих англичанам, или на тех кораблях, где большинство команды было англичанами. Тариф на перевозку утверждался личными представителями лорда-протектора на год или на конкретный рейс, скажем — Лондон — Ямайка. Далее. Воспрещалось ввозить в Англию, Ирландию и английские колонии какие бы то ни было товары из Европы иначе, чем как опять-таки на английских кораблях или на кораблях той страны, которая производит эти товары. Причем Англия оставляла за собой право ввозить на своих кораблях шелковые материи из Голландии и Фландрии, даже если они были итальянского происхождения, а из Ост-Индии или Леванта вообще ввозить все товары, какие там будут приобретены, без различия страны-производителя. Тарифы на перевозки в этом случае утверждались лично лордом-протектором. Наконец, рыбу, рыбий жир и китовый ус в Англию можно было ввозить только на английских кораблях, перевозку товаров между английскими портами осуществлять позволялось только на английских кораблях. В этом случае тариф варьировался по стоимости, но и здесь это была строго фиксированная величина, одобренная государственной властью. В конечном итоге Второй Навигационный акт Кромвеля привел к войне с Голландией, но о тарифных войнах мы поговорим в другой раз. А «Навигационные акты» успешно работали на благо английской торговли и после Реставрации.

Еще один очень показательный метод тарифной политики был использован Англией и Португалией против третьей стороны, а именно Франции, в самом начале XVIII века. Речь идет о так называемом «Мэтуэнском договоре», впоследствии не раз применявшимся как мощный инструмент в конкурентной борьбе колониальных метрополий. На основании этого договора между Англией и Португалией, заключенного в 1703 году, каждая из стран получала преимущество на рынках другой страны по отношению к другим странам на этом же рынке. Португалия беспошлинно ввозила на английские рынки (метрополию и в колонии) вино, а Англия получала возможность беспошлинной торговли шерстью в португальских колониях, главной из которых была Бразилия. Естественно, что португальцы очень быстро вытеснили с английского рынка и испанцев, и французов, а англичане практически монополизировали рынок Бразилии, поскольку реальных конкурентов у них там не было вовсе. Таким образом, «тариф зеро», как его называли португальцы, даже при полном отсутствии какого бы то ни было стоимостного содержания, способствовал развитию экономики и усилению международных позиций государств.

Единый на всей территории страны тариф был экономической скрепой этой территории. Властитель территории тот, кому платят налоги. И только он имеет право назначать величину этого налога. Но о тарификации этой сферы можно говорить только в том случае, если величина налога фиксирована, известна заранее и не меняется при изменении рыночной конъюнктуры или повышении инфляции. Особенно это важно для метрополий, то есть стран, в том или ином виде осуществлявших колониальную политику. Англия и Россия из их числа. И на примере английской тарифной политики в отношении своих колоний можем наглядно убедиться, чем заканчивается неграмотная тарифная политика. И при этом не будем забывать замечательную фразу Арнолда Тойнби: «История - это не просто то, что было. Это то, что может быть. Потому что уже было однажды...»

Интенсивная французская торговля в Новом Свете серьезно угрожала английским интересам. Из французской Мартиники сахар в американские колонии было везти втрое ближе, чем из Англии. Громадные французские владения в Новом Свете (не будем забывать, что огромные территории французских владений от Канады до Нового Орлеана перешли под власть США уже при Наполеоне Бонапарте) были реальным препятствием территориального расширения колоний. Сами колонии к интересам Британии были достаточно индифферентны, поскольку своих представителей в парламенте не имели и со своими делами управлялись сами, на местном уровне. С метрополией связывали главным образом язык и общая культура. Но Англия, убоявшись возможного сепаратизма, начала укреплять единство империи при помощи заградительного тарифа. Дабы ограничить возможности французского капитала в английских колониях. В 1764 году парламентом был одобрен так называемый «Сахарный акт», который устанавливал завышенный таможенный тариф на ввоз в США товаров из «неанглийских колоний». Среди этих товаров сахар был самым весомым. Французские интересы это затронуло косвенно, но по английским колонистам ударило весьма существенно. Впервые заговорили о различии интересов метрополии и колоний.

Следующий шаг в отношении колоний можно охарактеризовать одной из любимых фраз Петра Первого как «гораздо глупый». Метрополия ввела дополнительный тариф на гербовую бумагу, проведя в парламенте «Гербовый акт» 1765 года. На основании этого акта все документы, оформляемые в колониях, должны быть исполнены на гербовой бумаге - включая брачные свидетельства, торговые сделки, печатные издания. На доход от этой меры предполагалось получить 60 тысяч фунтов стерлингов за год для покрытия значительного государственного долга. Если учесть, что в 1740 году объем торговли между метрополией и колониями составил девять с половиной миллионов фунтов, а внутренний валовый продукт колоний - три миллиона семьсот тысяч фунтов, становится понятным, что Британия увидела в своих колониях дойную корову. Которую можно доить, пока не упадет. И в этом Лондон жестоко ошибся. Население колоний выступило против. Летом 1765 года начался бойкот британских товаров. В том же году Межконтинентальный конгресс в Нью-Йорке объявил решения Британского парламента не действующими на территории колоний, поскольку американских депутатов в парламенте не было.

Однако Лондон закусил удила. 1767 год - парламент принимает так называемый «Акт Таунштеда», который еще более ограничивает возможности прямой торговли европейских стран с американскими колониями. Колонисты опять начали бойкотировать английские товары. В 1770 году в Бостоне произошло первое вооруженное столкновение между колонистами и представителями колониальной администрации, после которого Англия была вынуждена изменить все налоговые тарифы в колониях, за исключением налога на чай. Для американцев, употреблявших чай гораздо меньше, чем англичане (американцы до сих пор чаю предпочитают кофе), это не имело принципиального значения.

Но все выступления против экономической политики Великобритании сыграли весьма существенную роль в том, что называется формирование чувства единой нации. Процесс было уже не остановить. После событий 1773 года («Бостонское чаепитие» - уничтожение в Бостоне английского груза чая) события пошли по нарастающей. Все закончилось войной за независимость и провозглашением Соединенных Штатов Америки...

Окончательно с налогами и тарифами на теоретическом уровне разобрался Адам Смит, выпустивший в 1776 году свой бестселлер «Исследование о природе и причине богатства народов». Тариф в этом исследовании выведен главным инструментом государственного регулирования в первую очередь торговли, а через торговлю - экономики. Модель, предложенная Смитом — расцвет промышленности через торговлю, — в конечном счете стала самой распространенной на Западе, и именно с тех пор в обиход вошла идея приоритета свободной внешней торговли безо всяких ограничений во имя расцвета отдельно взятой национальной экономики. Так что идея глобализации стара, как мир.

Российская тарифная история не менее увлекательна и поучительна.

Первая общественная организация в Российской империи — Вольно-экономическое общество — было учреждено через три года после прихода к власти Екатерины Второй и через девять лет после упразднения последней в России внутренней таможни: в 1765 году. Одной из первых рекомендаций Вольно-экономического общества стало введение протекционистского тарифа для защиты не столько внутреннего рынка (внешняя торговля России была незначительной), сколько одних производителей перед другими. Попытка взломать внутренний рынок за счет внедрения мощного корпоративного еврейского капитала (после раздела Польши Российской империи достались территории, на которых плотность еврейского населения была самой высокой в Европе) была осуществлена отнюдь не экономическими методами: введением черты еврейской оседлости, внутри которой был установлен свой торговый тариф и система налогообложения.

После Великой Французской революции у таможенного тарифа появляется еще одно качество: именно с его помощью формировались антинаполеоновские коалиции, именно при помощи торговых и таможенных тарифов Наполеон намеревался изолировать и обескровить Англию. Павел Первый, сторонник Наполеона, в 1797 году ввел очень высокий тариф на торговлю с Англией, в 1800 году - сделал его еще более высоким. Обороты на рынке корабельного леса резко упали, англичане несли значительные убытки. Положение было исправлено лишь после убийства Павла Первого и воцарения Александра Первого: в 1801 году последовало значительное снижение торговых тарифов с Англией. Но ненадолго.

Политика континентальной блокады, осуществлявшаяся Наполеоном, в общем сводилась к одной, но крайне эффективной мере: «разорить торговлю врага, чтобы лишить его возможности воевать». Главный противник — Англия. Ее экспортные товары — колониальные товары и хлопок облагаются гигантским (в десятки раз большим по сравнению с первоначальным) таможенным тарифом. Обложению подлежали какао, кофе, тонкие полотна, сахар, хлопок-сырец и другие товары. В конечном счете такая политика принесла Наполеону доход в 150 млн. франков (за счет таможенных конфискаций и борьбы с контрабандой), но в значительной степени ослабила собственную экономику Франции.

Россия была вынуждена присоединиться к континентальной блокаде в 1807 году. Три года Александру удавалось лавировать с торговыми тарифами, но в 1810 году были приняты строго запретительные тарифы. Лишь в 1815 году, после Венского конгресса, который подвел итоги Наполеоновским войнам, тарифы на торговлю с европейскими странами были значительно снижены.

К 20-30-м годам XIX века относится и первая в России «финансовая революция», известная также как реформа Канкри-на. Егор Францевич Канкрин, министр финансов Александра I и Николая I, восстановил финансовую систему страны после войны с Наполеоном, ввел серебряное денежное обращение, наконец, ввел протекционистский тариф, направленный на развитие собственной промышленности внутри страны. К сожалению, наиболее экономически прибыльной промышленностью в то время было винокурение, и поощрение этой деятельности оказалось палкой о двух концах. Тем не менее, доходы от этой политики обращались в бюджет, что позволило уйти от дефицита уже через год после назначения Канкрина на эту должность, в 1824 году.

В 20-е годы XIX века Россия училась использовать торговые и таможенные тарифы для развития окраинных территорий. Речь идет о введении системы порто-франко в Одессе, что позволило настолько продвинуть развитие территории, что Одесса уже к концу 20-х годов была четвертым по величине городом Империи после Москвы, Петербурга и Варшавы. Впоследствии этот же опыт был использован во Владивостоке.

До Крымской войны вся российская внешняя торговля разделялась на два пространства: европейская и американская. В европейской торговле вся тарифная политика осуществлялась Министерством финансов по согласованию с различными заинтересованными ведомствами (или придворными группировками, из песни слова не выкинешь) . Американская торговля велась Российско-Американской компанией, ставшей ко времени своего расцвета в тридцатых годах девятнадцатого века крупнейшей корпорацией мира. Российско-Американская компания не была государством, поэтому не устанавливала тарифов. Она очень гибко вела ценовую политику в зависимости от спроса на главный товар - пушнину. Однако отсутствие долговременной политики развития и устраненность государства от управления компанией привели ее к краху после почти 60 лет существования. После чего вся российско-американская торговля замерла почти на сорок лет.

После Крымской войны тарифная политика России направлена прежде всего на защиту собственного производителя, по сути говоря — рынка труда. Очень высокими пошлинами облагались товары, идентичные тем, которые производились в самой России, тарифом пониже - те, которые не могли составить реальной конкуренции произведенным в стране. Политика потерпела крах: реально Россия ни в чем соперничать с Европой не могла.

Поэтому таможенный тариф 1868 года был выстроен по другому принципу: уменьшены пошлины по 152 статьям, уравнены пошлины по морской и сухопутной границам. Наименьшей пошлиной на ввоз облагалось сырье, наивысшей - готовые фабрикаты. Однако и эта политика не дала ожидаемого результата: уже с середины семидесятых Россия опять возвращается к протекционизму. С 1877 года таможенные пошлины начали взимать золотой валютой, что сразу увеличило их номинальную стоимость на 25%. До 1891 года все таможенные пошлины были направлены на поддержание развития собственной индустрии, таможенная политика была на особом контроле у Александра III.

Новые принципы тарифной политики были закреплены в Государственном тарифе 1891 года, предоставленном Министерством финансов. Этот тариф соединял, систематизировал все положительно себя зарекомендовавшие изменения предшествующих лет и был нацелен на поддержание тех отраслей промышленности, которым существовавшей поддержки было недостаточно: в первую очередь торговому мореплаванию, сельскому хозяйству и металлургии. Так, пошлины на ввозимые сельскохозяйственные машины были снижены до минимальных, - и через два года Россия стала самым крупным импортером немецких косилок и паровых молотилок.

К 90-м годам относится радикальное изменение российской тарифной политики, выразившееся в принятии двойного конвекционного тарифа. До 1890 года таможенный тариф России носил вполне автономный характер: однородные иностранные товары, привозимые в Россию, облагались одинаковыми пошлинами, независимо от страны-производителя. В то же время таможенная борьба западноевропейских государств привела к системе двойного конвекционного тарифа: договаривающиеся стороны делали взаимные уступки в пошлинах на товары, в получении или сбыте которых они были заинтересованы. Такие договоры были заключены между Германией, Австро-Венгрией, Италией, Швейцарией и Бельгией и вступили в действие с февраля 1892 года. В среднем пошлины были повышены на 30%, и с 20 июля 1893 года был установлен двойной таможенный тариф: общий для стран, благоприятствующих нам, и повышенный - для прочих. Первый торговый договор на конвекционных началах был заключен с Францией. Основным его положением было обоюдное пользование правом благоприятствующей нации во всем, что касается ввоза, вывоза, транзита и прочее. Кроме того, обе стороны обязались не допускать в пользу фабрикатов третьего государства никаких льгот, которые не были бы распространены на произведения договаривающейся стороны. На основании этого договора Франция понизила пошлины на керосин на 50%, открыв тем самым французский рынок для русских нефтепродуктов. Впоследствии такие же договора были заключены с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Данией, Португалией, Сербией, Японией, Тунисом. Но! Не с США, Англией и Турцией.

Первым русским теоретиком тарифной политики был Сергей Юльевич Витте, математик по образованию, начинавший карьеру билетным кассиром, а закончивший ее Председателем Совета Министров Российской империи. Именно он написал в 80-е годы книгу «Принципы железнодорожных тарифов», которая выдержала четыре издания только при жизни автора и была переведена на 6 языков. Смысл принципов в следующем:

Тарифы должны регулировать интересы частного производителя и государственной казны с учетом интересов каждого, причем на длительный срок. Как минимум, на срок окупаемости вложенного капитала.

Тарифы должны быть явными. То есть их нельзя скрывать ни от конкурентов, ни от государственного фиска.

Тарифы должны обеспечивать поступления в бюджет, поэтому не могут быть изменяемы произвольно и в угоду конъюнктуре рынка.

Тарифы не могут решить всех проблем защиты собственного рынка и привлечения капиталов извне. Они должны быть частью продуманной и долговременной государственной политики «покровительствования собственной экономике».

Тариф должен соотноситься с платежеспособностью населения. Вполне возможно начинать с низкого тарифа, повышая его по мере обогащения народа.

Государственный тариф должен иметь силу закона.

Все эти принципы С.Витте пришлось применить на практике во время российско-германской «таможенной войны из-за 10 копеек с пуда». В течение года 1893-94 Германия пыталась изменить русские тарифы на хлебную торговлю и совсем снять тарифы на поставки сельхозмашин. Ни того, ни другого Витте сделать не дал, и в 1894 году был подписан взаимовыгодный договор между Россией и Германией.

По мере возникновения свободных рынков (хлебного, угольного, затем нефтяного) государственные тарифы постепенно становятся главным рычагом государственного управления экономикой и главным способом ее защиты. Во многих странах торговые тарифы и тарифы на услуги стали прерогативой специальных государственных органов - как, например, в Германии (специальный департамент Дойче Банка) или во Франции (комиссия по тарифам Министерства торговли). Следует отметить, что практически все страны, вводившие такие органы, со временем пришли к выводу о необходимости привлечения к формированию тарифов законодателей и производителей товаров и услуг. Тарифы как государственный закон, видимо, впервые появились в Великобритании в начале 80-х годов XIX века.

Сама по себе история тарифа - это история государственного управления экономической системой во всей ее полноте: и в отношении частного бизнеса, и в отношении государственного сектора экономики, и в отношении транснациональных корпораций, первыми из которых были крупнейшие торговые компании - как, например, английская Ост-Индская. Тариф был самым гибким инструментом этой деятельности, позволявшим доводить управление до высокого искусства, в некоторой степени - даже до изощренности. Но вместе с тем его природа оставалась прежней, такой, какой была со времен Крестовых походов. И в наиболее точном переводе с арабского «тариф» - это то, с чем не спорят...

Издание МАРЭК, журнал «Регионы и Федерация», 4-2005 г